— Я, — негромко сказал он. Вроде и слово короткое — а все ясно: раз сумел ты его произнести, а не издать сип судорожно сжатыми в посмертии голосовыми складками — значит, это действительно "ты" — живой теплый человек, а не нежить ходячая. Теперь ответного отзыва ждать надо — всякие случаи в лесу бывали…
— Я — отозвался с пригорка Крысолов и Артем стал взбираться на холмик, сбоку, чтобы не заслонять командиру обзор ни на минуту.
Он подошел к Крысолову, следящему за полосой, Крысолов не оборачиваясь к нему тихо сказал:
— Нормально, движения нет. У Куска тоже все тихо было. Ну, удачи… — он повернулся и принялся спускаться по склону.
Артем же начал приноравливать зрение к наблюдению. Инстинктивно — туда, где светлее всего, смотреть хочется, там видно лучше, только он это уже знал: насмотришься на сверкающую под луной траву — потом на темное место можно даже и не смотреть — все равно ничего не увидишь. Вот он и старался больше по темным местам взглядом шарить, а на светлые участки все больше так смотреть, краем взгляда. Тут бы очки, как у Банана, наверное подошли бы, впрочем светлело прямо на глазах. Летом всегда так, если лежмя не лежать — кучу работы переделать можно, к полудню ощущение, что в сутках гораздо больше 24 часов — и каждый час есть, что делать. Ну, им ни косить, ни пахать, можно еще и поспать — хоть и беспокоился Артем за деревню и отца, а понимал, что и отдохнуть надо команде. Тем более сладко спится в эти часы, и часовым спать хочется, не зря "собачьей" эту вахту, испокон зовут. Вот и Артему тоже — спать хочется, прямо глаза слипаются, даже ребенок этот, что плачет, и то не мешает…
…Сонная одурь, наплывавшая волнами, слетела с Артема в одно мгновение. РЕБЕНОК?! ЗДЕСЬ?!!! Наверное, тот самый адреналин, про который Старый говорил, пошел разгонять сердце, которое трепыхнулось вроде, под самое горло, а потом мощно и сильно стало ударять в грудную клетку. Артем вскочил на ноги, и увидел медленно двигающуюся фигуру — кто-то шел из лагеря, ко все еще густым теням, под елками — именно оттуда доносился детский плач. Хотя, какой там "кто-то" — по длинным волосам он узнал Варьку, которая уходила все дальше от мета ночлега. Артем быстро глянул на лагерь — там все было спокойно, вон, сопят, никто и не пошевелился. Варька тем временем, слегка споткнувшись, перешагнула через ровик, и уверенно направилась дальше. Ждать дальше было опасно и Артем решился окликнуть ее:
— Варя! — девчонка и ухом не повела. Зато мужики в лагере — все вскочили, будто он выстрелил. Вот на плач — не реагировали никак, дрыхли себе и все — а от Артемова голоса — сразу проснулись.
— Грудничок с голоду ревет, — начал, было Старый, глянул на показывающего рукой Артема, на Варьку и осекся, п о н я в. Соображали в команде быстро — сразу двое, Крысолов и Старый метнулись вслед за девчонкой, обходя ее сдвух сторон, Кусок и Банан залегли с оружием наизготовку, целясь в разные стороны. Крысолов тем временем, в два прыжка добежав до девчонки схватил ее и подсечкой повалил на землю. Та, будто очнувшись, задергалась, однако командир, придав ее голову к лесной подстилке, держал ее крепко, и та, тоже что-то сообразив, затихла. Старый тоже остановился, присел на корточки, внимательно всматриваясь в заросли впереди себя, вскинув руку, сжатую в кулак. "Стоять" — перевел жест Артем. Детский плач снова и снова звучал над поляной, но теперь Артем начал четко вычленять в нем что-то…, механическое, что ли. Будто запись одну и ту же крутили. Или, вот: у Кузнеца проигрыватель стоял старый, на нем пластинки можно было слушать, не диски, а черные, большие такие. Иголку специальную поставишь на бороздку в начале пластинки — и все. Пластинка крутится, а из динамика — голос. Шипело только, а так — прикольно, в чем-то — даже интереснее тех дисков, что в плеер заряжать надо было. Иногда иголка попадала в царапину на бороздках — и обрывок фразы или мелодии начинали монотонно без конца повторяться — до тех пор, пока иголку не переставишь. Вот и тут, похоже: — ааа-а, ааа-а — будто пластинку заело.
Старый еще посмотрел, а затем позвал уже голосом:
— Осторожно подходите сюда. Дальше меня не заходите, но посмотреть на это — надо всем.
Крысолов и Варька поднялись на ноги, Варька тоже посмотрела туда, куда показывал рукой Старый, видно было, как она передернула плечами, пока он что-то ей объяснял вполголоса.
Артем скорехонько огляделся — вроде, все было чисто, и он пошел к товарищам, не забывая тем не менее. посматривать по сторонам а также время от времени шаря по макушкам деревьев.
Негромко шурша невысокой травой — здесь, у края поляны она росла гуще, — подошли и Кусок с Бананом.
Старый молча показал рукой вперед. Впрочем, нос Артема уже за несколько шагов от него уловил знакомый гниловато-ацетонный запах зомбака — как раз из того места, откуда доносился плач. А как же он "плачет", зараза?
Артем всмотрелся в густые тени и понятливо кинул головой. Ага, вот оно че…
..Здоровенная лиса с вытертой шерстью без устали, точно робот, приподнималась и опускалась на передних лапах, налегая грудью на ствол упавшей елки, причем, не просто так, а как-то выдрючиваясь. Она терлась грудью о лесину, оставляя пучки шерсти на шершавой коре. В момент опускания из ее распахнутой пасти вырывался поток сжатого воздуха, который и походил на детский плач. Глаза, будто сделанные из мутного стекла, мертво уставились на группу добычи, стоявшую поодаль. Артем удивился: чего это лиса на них не бросается — но "дикарь" сам дал ему ответ: устав, по-видимому, ждать, когда подманенная добыча подойдет ближе, он тяжело перевалился через ствол и пополз к ним, зловеще скалясь. Задние лапы бессильно волочились вслед за телом. Видно, хребет где-то перебила. Из-за небольшой скорости движения опасности лиса не представляла, а потому Крысолов, подождав, когда "дикарь" подползет поближе спокойно выцелил ему голову и всадил в нее из пистолета пулю — только гнилые брызги полетели оттуда.