"Не представляет-то, не представляет, а если бы у нее хребет целый был? И раньше бы она на Варьку бросилась, не ожидая, пока он вплотную не подойдет?" — с неприятным холодком в груди вдруг подумал Артем.
Что — то подобное, наверняка и Крысолов подумал, потому что с неприятным прищуром уставился на Артема. И тот виновато приопустил голову: часовой, блин…, в это время Старый спокойно спросил Варьку:
— Варя, а чего ты к этому зомбаку прямо в пасть полезла?
— Я…, не знаю я, — беспомощно пожала та плечами, — я и не помню, вообще-то всего… Нет, я вроде, понимала, что ребенку в лесу взяться неоткуда — и в то же время, думаю параллельно: помочь надо, плачет маленький… а вот как поднялась и шла — совсем не помню: очнулась только тогда, когда меня… вы, — она благодарно взглянула на Крысолова, — схватили.
— А раньше у тебя так бывало? Ну, может, сомнамбулия в роду была?
— Да нет, точно ни у кого не было.
— А ты, командир, — Старый повернулся к Крысолову, — ты же на малейший шорох реагируешь — помнишь, тогда в Пскове, мы же все тогда дрыхли без задних ног, кстати — ты тоже, но ты один изо всех нас среагировал, когда эти бестии подкоп под нас стали рыть? А замудохались мы тогда не в пример со вчерашним днем. И никто ведь тогда не проснулся — кроме тебя. А сегодня — ни ты, и никто другой не проснулись. У меня, кстати — та же история, что и у нее, — он тронул девчонку за плечо, — умом понимаю, что ребенок в лесу — это бред, и в то же время — сплю себе спокойно, и, главное — просыпаться не хочу. Пусть, думаю, женщина сходит, это ее работа…
— И у меня — та же фигня, — подал голос Банан.
Крысолов промолчал, но смертоубийственно на Артема больше не смотрел.
— А ты слышал о таких, Артем? — спросил его между тем Старый.
— Нет, — помотал головой Артем, — ни в деревне о таком не говорили, ни Серега никогда не рассказывал.
— Вот вам и очередное творение зомбоэволюции, — задумчиво проговорил Старый. — "Сирена" — только наоборот. Если те, древние сирены — моряков-мужиков подманивали, то эта — наоборот, на женщин заточена. Причем мужские особи от нее засыпают. И не спрашивай меня, в чем тут дело — в модуляции звуков или частоте сигнала — не знаю. Не знаю, как она до этого дошла. Но только ясно — эта тварь — нас гипнотизировала, чисто, как цыганка простофилю на вокзале. Тоже ведь: все, с кем я потом разговаривал после такого общения — клялись, что все понимали, и никаких секретных пси-излучателей под юбками те цыганки не прятали, просто разговаривали, обычным голосом. Только после того "разговора" люди со всех ног бежали все свои деньги и украшения тем цыганочкам отдать.
— Ты уверен —, с сомнением произнес Крысолов. — как-то слишком все быстро, для эволюции…
— Я уже тебе говорил, — устало ответил Старый. — этот мир меняется, и очень быстро. У твоего любимого Кинга, помнится, было выражение "мир сдвинулся" — ну, так это про нас. Ну, или "колесо правды" Леонтия Бакланова кто-то толканул… а насчет быстроты эволюции — так мы про нее и до Херни ничего толком не знали. В каких учебниках, или в каких школах австралийские змеи узнали, что ядовитую тростниковую жабу ага, привозную, кстати, — есть нельзя? Причем, всего за несколько поколений? Первые змеи, кто с такой пакостью столкнулся — хавали тех жаб, как обычных, и, соответственно, дохли за милую душу. А вот последующие поколения — уже не трогали, з н а л и… Если бы это были те же млекопитающие — так можно было бы каким-никаким интеллектом объяснить — типа, высшие рефлексы, младшие поколения учатся на опыте старших — и т. д. а какие, нахрен рефлексы у змей, кроме как куснуть добычу? И молодняк со старыми на охоту вместе не ползает, чтобы старая змея молодой сказала: "…это бяка, ее не трогай!".
— Я читала, что в саванне деревья начинали колючки отращивать, после того, каких антилопы жрать начинали. Причем, даже те деревья, которые нападению не подвергались — подала голос Варька.
— Вот, из той же оперы — удовлетворенно кивнул головой Старый. — Мы немного слышали про эволюцию — типа, дедушка Дарвин, что-то там бухтел про нее. А так — что мы про нее знаем? Я, помню, еще в школе удивлялся, когда учительница наша по биологии нам про человеческие расы рассказывала: типа, негры- черные, потому что в Африке жарко. Монголы- с узкими глазами, потому что там пески, и ветер их в глаза задувает — вот сузилась глазная щель. И в тоже время: официально, по той же теории эволюции, всей жизни кроманьонца — человека разумного, ну, нас то есть — 40–50 тысяч лет. За это время прародитель человека расселился по всей Земле. Монголоиды те же и в Южной Азии, и в джунглях Южной Америки живут, где никаких песков и в помине нет — а глаза у них все равно узкие. На протяжении последних десяти тысяч лет. Чего они назад не расширились, — у учительницы спрашиваю, — раз там теперь такая защита не нужна? Садись, говорит, Дарвин умнее тебя был…
Так, что, я думаю, решительно сказал доктор, — нам опять повезло, что Артем на ее "чары" не поддался, голос подал. Кстати, во многих охотничьих байках, если тебя кто-то…, ну, скажем так, незнакомец, куда-то ведет — причем все дальше и дальше от жилья и друзей — надо обязательно с ним заговорить и спросить: куда идем, мол — все, морок исчезнет. Опять, что ли — весточка из дальних времен? — вздохнул он. — Тоже ведь, не с пустого места взялись эти рассказы о сиренах да лешаках.
— А как она узнала, что тут вообще женщины есть?
— Учуяла наверное, тебя, — хмыкнул Старый. Варька слегка покраснела даже.
— Ну, что зомбаки чуять могут, это давно ясно, а звук, как у нее мог вообще получаться? — недоуменно спросил Артем. — они ж не дышат, значит, и воздух в них попадать не может…