— Да, помню, — Крысолов быстро шел по коридору. но успевал перебрасываться со Старым фразами. — даже мне передача одна врезалась. Человек чуть ли не линчевать Минздрав в полном составе предлагал — потому как наблюдал месяц за страданиями своего родственника, умирающего от рака поджелудочной железы, а вот врачи его не убили, потому, как инструкции у них такой не было. Я сам тогда еще удивился — ну, сильно ты хочешь облегчить страдания родственника — скорми ему втихаря какого нибудь крысиного яда — раз уж такой сердобольный, и нет сил терпеть его мучения. Ан, нет — пусть врачи убивают. А я такую ответственность на себя брать не буду, потому как я гуманен до невозможности.
Выйдя из больницы, они направились к корпусу, где должен был обретаться их новый знакомый.
Артем по уже въевшейся привычке крутить башкой во все стороны при повороте к зданию глянул в сторону главного корпуса, из которого они вышли — и зло прищурился — человек в камуфляже, один из тех, кто сопровождал человека в синем костюме, внимательно следил за их маршрутом.
Он сказал об этом Крысолову, и тот кивнул:
— Да ясное дело — следят. Здесь, на территории больницы заварушку устраивать не будут — чтобы лишнего шума избежать. А вот когда выйдем…
Они вошли в старое одноэтажное кирпичное здание, на котором до сих пор висела черная, с облупившимися золотыми буквами доска: "Инфекционное отделение". По всей видимости, его отдали под общежитие, как наименее "нужное". На входе они столкнулись с выходившим из дома Иваном, тем самым фельдшером, что помог им на заводе.
— Дмитрий Васильевич, где живет? — спросил его Старый.
— В конце коридора, предпоследняя комната налево, — объяснил тот, показав рукой, в какую сторону надо двигаться. — Только смотрите — он после дежурства может быть уже "загашенный", хотя вообще-то рано — после обеда — тогда точно ляжет…
— А что это за охрана у вас такая любопытная, — негромко спросил Ивана Артем, кивнув в сторону главного корпуса, где уже двое охранников стояло, заложив руки за спину. Было видно, как они о чем-то переговариваются, потом один из них опять скрылся в главном корпусе, а второй лениво двинулся к их зданию, не сводя, тем не менее, глаз с входа.
— А, эти…,- недобро протянул Иван. — Это не наши. Это саенковские. Псы цепные. Набрал он их откуда-то, со стороны. У нас их здесь "вышибалами" зовут, чтобы из больницы "вышибать"
— Так значит, действительно, могут без лечения оставить? — нехорошо прищурился Крысолов
_ Да, бывали случаи, когда, без оплаты выносили людей за территорию больницы — и все. — неохотно подтвердил Иван. — Кой кто — и зомбанулся, даже. А тех, кто протестовать пробовал — как-то удачно "крестовые" подстрелили, ну или так пропали они. Так что сейчас поперек хозяина никто не идет. У него с администрацией завода — отношения нормальные, вот он и ходит гоголем.
— Да, ребята — у вас тут блин, не то, что феодализм… хрен что тут у вас, — поморщился Крысолов.
— А типа лучше было, перед Херней самой, — устало пожал плечами Старый, — когда почти то же творилось что у нас, что на "благословенном" Западе. Нет монеты — ну, и лечение — соответствующее: "…надо бы вам конечно, операцию делать, протез клапана вставлять в Москве или в Питере, но, поскольку денег у вас нет, а бюджет не резиновый — попейте аспирин в своей Нижнекукуевке- авось пройдет". И на полном серьезе, помню я, угрожали турецкие доктора вынести из больницы своего российского коллегу, — помнишь, из Барнаула? Шумная же история была, ну, у которого кома приключилась на их курорте? Не подними тогда пресса шумиху, да будь он откуда-то из страны хоть немного беднее — глядишь, и вынесли бы. Дмитрий прав: все просто сейчас ярче стало, дошло до логического конца… Ладно, пошли к нему, кстати. Время тикает — напомнил он, и они пошли по коридору, с довольно хорошей, на удивление отделкой.
— Наверное, реконструкцию перед самой Херней провели, — предположил Старый, — вон и плитка на полу новая, не раскрошенная, и краска на стенах ручками каталок не отбитая. А попортить уже не успели.
Двери, которые вели в бывшие палаты, а ныне комнаты- тоже были неестественно широкими- Артем догадался, — чтобы через них можно было прямо на койках проезжать. Правильно, а то вон, в основном корпусе — двери узенькие — так Сикоку еле на каталке в палату ввезли. Они остановились перед дверью, за которой должен был бы жить Дмитрий, и Крысолов нетерпеливо постучал в нее раз, затем другой. Послышались шаги, дверь открылась. Дмитрий. Видно было, успел уже выпить — глаза его, и так красные от бессонной ночи, налились еще больше, да и без глаз было слышно — в комнате стоял густой запах самогона. Тем не менее, держался на ногах Дмитрий довольно крепко.
Старый тоже слегка поморщился, однако больше ничем своего неудовольствия не выдал.
— Дима, нам нужно любое оружие и патроны, — не тяня резину, с ходу объявил он.
Дмитрий невесело усмехнулся:
— Завязались с "крестовыми", а для полного счастья с Саенко сцепились? Блин, совсем не помню, как там в фильме было…., поэтому перехожу сразу к основному моменту: "… — Вот что ребята, пулемета я вам не дам…". Я ж вам уже говорил: я теперь ни с кем — ни с белыми, ни с красными, никого не выбираю — сам по себе. Меня не тронь — я тоже никого трогать не буду. Да и нет у меня ничего, кроме того, дареного "макарыча". Зомбака пристрелить и кому нибудь борзому пулю всадить — мне хватает, а воевать — я как-то и не сподобился научиться.
— Ясно и понятно излагаешь, — спокойно кивнул головой Старый. — Предлагать, по типу товарища Сухова — "…ну так — пошли" — не буду, потому, как этот эпизод мы уже проехали — по ходу фильма. — Он повернулся к молча стоявшим на коридоре Артему и Крысолову и коротко бросил им: