— …В первые же полгода умерло большинство, находившихся на гемодиализе, — продолжил загибать быстро кончающиеся пальцы Дмитрий, — да и вообще — все запущенные хронические больные. А, гемофилики — их забыл. Редко кто больше месяца продержался. Я потом видел одного такого зомбака — очень характерный. Белый, как снег — без крови-то, конечно… Онкология — без лечения тоже повымирала, а новой как-то поменьше стало. Психиатрия — из их лечебниц, знаю, не уцелело, практически ни одной. Те, кто выжил — в подавляющем большинстве — психически здоровы, и в такой штуке, как психоанализ — не очень нуждаются. Если кто и сойдет с ума в нынешних условиях — он не сильно долго протянет. Равно и наркология — их пациенты, в основном — ведут нынче малоподвижный образ жизни. Ну, или очень подвижный — в виде морфов. А также все, связанное с современной высокотехнологичной диагностикой — за исключением нескольких крупных центров, им просто не на чем работать. В общем, все вернулось на круги своя — терапоиды, хирургоиды, гинекологи, педиатры. А, ну стоматологи, конечно — эти при любом режиме и власти непотопляемы. Мне кажется, они ухитрились бы и морфам впаривать лечение зубов по космическим ценам — если бы те в итоге победили. Вот только, как я уже говорил — реальных практиков уцелело достаточно мало. А потому и получается, как в том консилиуме, о котором я говорил…
Вторая бутылка наполнилась, и ее также закупорили стерильной пробкой. Пробку накрыли листом бумаги и крепко завязали ниткой. Первую бутылку с артемовой кровью уже вливали Сикоке куда то под шею.
— … Это было уже после того, как я от Наследников ушел. Осел я тогда под…, там довольно большой анклав был. Ну, и стал я там в больнице лекарить потихоньку. А получилось так, что там несколько ученых светил собралось выживших, чем этот анклав страшно гордился. Профессора эти и лечили там, кого как. Поначалу то я присматривался только, куда, думаю мне с моей первой категорией супротив таких зубров лезть. У нас там было все, как в крутой дохереннной клинике — халаты белые, утренние обходы профессуры и даже мониторы у кровати больных. И вот стою я у постели больного….ну, я не знаю даже с чем это сравнить. Вот помните, до Херни были всякие там ралли Париж Дакар и тому подобное? Вот представьте, приходит к вам человек и отрекомендовывается, что он — с Алленом Простом пять раз в Дакар ездил. Сейчас, правда, по какой — то причине, сам ехать не может, а потому просит вас его отвезти. Бывает. Садится он к вам в машину, советует, как надо ехать. Правда, при этом говорит: "… и обязательно наезжайте время от времени на бордюр…" — но мало ли. Но потом он с любопытством смотрит на приборную панель и спрашивает: "… а, кстати, где тут у вас спидометр, и какие это на нем показания?"
— Класс! — восторженно покрутил головой Старый.
— Ага. Вот и я так подумал, когда профессор-терапевт спросил меня: "…а где тут у вас показатель насыщенности крови кислородом и какие тут показания?". Я, на свою беду, слишком громко заржал тогда — чем опустил облик светила ниже ватерлинии. Ну, а потом разобрался, кто есть ху. Они там тоже готовили себе смену. И знаете, какой принцип во главу обучения положили? — не болтай! Помню, в каком то средневековом медицинском трактате об обучении лекарей было наставление: "…если ты не знаешь, что у больного — скажи: обструкция печени. Это выглядит значительно и непонятно". Вот такое, почти там и процветало. Было там несколько стьюдентов — Олежку моему покойному они и в подметки не годились, вот они их и учили, по подобной методе. А те и сами во вкус вошли — ходят такие важные, типа я — высшая раса-каста. Обратится к ним кто, так на вопрос голову поворачивают — будто у них шейный радикулит двухмесячный, с выраженным болевым синдромом. А речь такая — дельфийские оракулы бы от зависти посдыхали: " Нельзя исключить. Хотя одновременно и. Однако, может быть. В настоящее время без диагностической аппаратуры, коя недоступна, с достоверностью можно предположить только. Летальный исход — весьма возможен". Сам — дуб дубом, а гонору, как у трех польских панов мелкого пошиба. Попробовал я возбухнуть — куда там. А главное — люди как верили таким вот светилам — так и продолжили верить, несмотря на то, что Херня приключилась. Вот интересно: политиков, которые, в общем-то, также выражовывались — в первые же дни порвали, и потом — сильно не верили никому, по крайней мере — тех, кто слишком уж большое количество лапши на уши вешал — отфильтровывали сразу, и хорошо, если просто выгоняли. А здесь — и смех и грех: "… а точно меня САМ профессор лечить будет?…" — и это говорит человек, вчера походя застреливший двух обормотов, обещавших ему Эльдорадо в виде склада тушенки — с небольшой всего лишь предоплатой на организацию экспедиции. Во многом, конечно, так случилось потому, что реальной конкуренции не стало — механиков или портных, все же больше уцелело, нежели врачей, да и отношение к медицине всегда было своеобразным: люди могли, осатанев от того, что им плохо шьют, чинят машину, готовят — научиться вполне хорошо, а иногда и просто отлично, делать все это сами — а вот с медициной не так. Тут человек мог уныло клясть медиков, что те " ни хрена не знают", но сам учиться медицине — ни за что не брался — "ой, это ж так сложно!". И раньше можно было к кому то нормальному попасть — в другой город, к примеру, съездить, а теперь это — путешествие из разряда опасных.
— Ну да, а, может, это еще и поэтому, что люди надеялись на врача, как на истину в последней инстанции. Священники солгали, партия подвела, либералы всякие — тоже, так кому верить то? Неужто правды совсем на Земле нет??? А вот она, правда — шибко умный ученый доктор. Он не обманет, не продаст. Тем более — учился ведь ажник шесть лет.