"Погребок" оказался довольно таки уютным помещением с крепкими столами, сколоченными из толстых плах, и такими же матерыми стульями — ножки вон — в руку человека. Если что — такими и забаррикадироваться можно. Он высказал эту мысль Крысолову, и тот согласно кивнул:
— У людей после Херни теперь надолго, если не навсегда, такое останется — особенно, кто магазины держал, да такие вот кафешки: вот в л о м я т с я. Все равно, как у блокадников бывших — держать запас пищи и экономить ее, хоть и голода нет — а: надо! Вдруг! Я такое много где уже видел. Видать, здешний хозяин тоже вдоволь насмотрелся, как зомбаки по витринам да дверям лапами стучат, а, может, и сам за такой витриной посидел. Дверь тоже — видал? Даже морфу не прогрызть. Ну, и при заварушке, какой — а такие теперь куда как чаще стали происходить — такую мебель не сильно то покурочишь. Да даже и перевернешь.
В кафе завтракало несколько медсестер, видать, с ночной смены, в углу мрачно пил что то из кружки охранник — вроде бы тот самый, что их принимал, когда они Старого привезли. Подойдя к стойке, за которой стоял усатый пожилой кавказец, они с Крысоловом почитали меню, напечатанное на тетрадном листе. Печать была какая-то интересная — не на принтере. Артем вспомнил, где такую видел — в старых документах, у бати, вот даже к примеру. "На машинке" — так батя это называл. Ага, точно.
— Перловка… кукурузная… Риса нет? — с ноткой надежды в голосе спросил Крысолов кавказца.
— Откуда рис, дорогой, — вздохнул тот с непритворной грустью, — принеси мне рис — я тебе лично такой плов сделаю, такой плов… — он закатил глаза. — Сам готовить буду, тебе подавать, даже есть просить не буду — приготовить хочу.
Нет риса. С юга нет. С востока нет. С Кавказа нет. А здесь не растет…Кукурузу бери, перловку — картошки тоже нет еще.
— Ладно, давай перловку. С чем хоть? Тушенка, небось?
— Есть тушенка, только зачем тебе тушенка? Она в солидоле три года только после Херни стоит. — Он для выразительности показал три пальца. А еще сколько до нее стояла? — А ты — человек уважаемый, солидный, по оружию вижу. Сын твой — тоже — зачем такому молодому-сильному консервы есть? Вот — гуляш бери, поджарку бери — хорошая говядина, сам на рынке покупал.
— А свинины нет?
— Ай, зачем свинина, дорогой, — поморщился кавказец. — Наши старики ее не ели — правильно делали. Что это за мясо, которое, если его правильно не убьешь — само тебя съест? Не хочешь говядину — рыбу бери. Рыба свежая совсем, хочешь — карась, хочешь — щука, хочешь — сом.
Рыбы, действительно, после Херни стало куда как больше, даже у них на Симонихе. И даже стала появляться какая-то неизвестная, раньше Артем такой никогда не видел — бескостная. Вернее, с хрящевым скелетом — но вкусная! Батя сказал — стерлядь. И грибов с ягодами — их и раньше то было полно, а сейчас — вообще, хоть косой коси. А насчет свинины кавказец все-таки неправ. — понятное дело, свинью сейчас убивать — дело хлопотное, с коровой возни куда как меньше. А со свиньей — да, надо либо сразу в башку стрелять, либо потом, когда горло ей перережешь, ну, или в сердце ножик засадишь — быстренько в ту же голову чем нибудь тяжелым засадить. Ну, так на то и инструмент должен быть — это раньше только с ножиком ходили кабана бить, сейчас надо и молоток с долбилом — толстым, остро отточенным штырем — иметь. Как кабан ногами засучил, приставил над ухом — хлоп — и готово. Ну, а те, кто уж совсем боятся — те еще и позвоночник топором перерубают — чтобы время выиграть. Артем с батей, правда, так никогда не делали — а то будто не кабана бить идешь, а на стройку какую-то. А свинина — куда как говядины все же лучше, даром, что старики кавказца этого ее есть не хотели. Ну и что? Французы, вон, говорят, лягушек ели и улиток, а, может и сейчас едят…
Крысолов заказал перловку с говядиной, кавказец сказал, что кукурузу еще варить надо, а перловка — со вчерашнего дня осталась, и Артем последовал его примеру — рыбы он еще в деревне наелся.
— Правильно, — одобрил его выбор Крысолов, — перловка, хоть и не шибко съедобная, а все ж питательнее кукурузы будет.
К удивлению Крысолова и перловка оказалась не просто съедобной, а и достаточно вкусной — крупные жемчужно-серые зерна были нежными и мягкими.
— С армии такой не ел, — промычал Крысолов набитым ртом, уминая кашу. Артем только пожал плечами — каша как каша, в печке готовили, ясное дело. На молоке упрела, и мясо хорошо протушилось, так, а как еще перловку можно приготовить, чтобы она невкусной была?
Потратив на завтрак не больше десяти-пятнадцати минут, они вышли из подвала, и неспешно направились во двор. Крысолов, едва выйдя из дверей, внезапно стал, как вкопанный.
— Та-а-к, — процедил он, — я точно прострелял все мозги. Жрать, значит, мне захотелось…
Резко повернувшись, он снова вошел в больницу, Артем, ничего не понимая, глянул во двор — сердце у него екнуло. Их красной "Нивы" во дворе больше не было.
Неслышно шепча что-то себе одними губами, Крысолов быстрым шагом направился к охраннику, сидящему в холле. Поговорив с ним минуту, он вернулся назад, понуро опустив плечи, так, что Артем сразу понял — надеяться на то, что их машину просто перегнали в другое место — не надо. Тяжело опустившись на деревянную скамейку, стоящую возле входа, он уставился в пол, время от времени сжимая кулаки.
— Хреново, Артем, — наконец заговорил он тусклым голосом. — Мы тут вчера со Старым говорили, что мол, пора на покой — так это не то слово. Мне не то, что на покой — на упокоение пора. Так лажануться — это еще постараться надо! — он низко промычал, по-прежнему не поднимая взгляда от пола. — Расслабился — в больницу попал, значит, все под контролем, машина под охраной…