Тем временем Крысолов показал вперед двумя пальцами, и Банан, кивнув, перехватил свой "Вал" и переместился вдоль длинного проезда, присел возле бетонного блока, предназначенного, по-видимому, перегораживать, в случае чего, въезд на территорию и стал контролировать крыши невысоких кирпичных построек расположенных рядом. Артем с Сикокой и Старым начали подходить поближе, когда Крысолов негромко произнес:
— Банан, слева — низ — одиннадцать.
Артем, осторожно скосил глаза, не забывая контролировать свой сектор, и увидел вышедшего, по-видимому, на звук шагов, зомбака. Он вырулил своей знакомой походкой из-за угла впереди стоящего дома, на секунду задержался, слегка разведя руки, будто удивившись, точь-в — точь, как этот…о! — Вицин перед горшками в той старой комедии, и бодро заковылял к ним, шаркая по земле. Голова у него была наклонена набок, будто он к чему-то все время прислушивался. Большой опасности он не представлял, и Банан, с некоторой даже ленцой, всадил ему нож шагов с шести прямо в лобешник. Тот повалился, даже не вздрогнув.
…Еще когда пошли первые известия, о том, что по городам стали ходить какие-то…не смейтесь… ну… неживые… не пьяный я!… и убить их можно выстрелом, или сильным ударом в голову, короче, повредив головной мозг, перед уцелевшим человечеством стал ряд вопросов, ответы на которые стали важны ж и з н е н н о, а именно:
1. Только ли при поврежеднии головного мозга возможно упокоение зомби?
Ответ: да. Все, кто пробовал поражать что-то еще, либо быстро присоединились к огромной массе нежити, либо быстренько начали осваивать навыки стрельбы по круглым предметам. Впрочем, поясную фигуру, тоже забыть не пришлось — на фоне всеобщего хаоса, людишки, будто имеющихся в наличии нескольких миллиардов трупов им было мало, с упоением продолжали убивать. Убивать и убивать. Немного передохнув — снова убивать. А потом удивляться: а чего же кругом так херово?
2. Насколько тяжелым должно быть повреждение головного мозга, дабы нежить сдохла окончательно и бесповоротно?
Вот тут возникали проблемы. Конечно, когда заряд картечи смахивал полголовы, особых вопросов не возникало, равно, как и при попадании в эту самую голову чего-нибудь калашниковского — мосинского. Ну, или браунинговского, в зависимости от того, на чьей территории дело присходило. Топор еще хорош был, и прочие-разные глефы-алебарды. А вот с какой силой надо было просто стукнуть мертвеца по башке, дабы он вырубился навсегда? Не один лихой каратюга нарвался на ба-альшие неприятности, лупя очередного зомбака пяткой в лоб, или того пуще — в переносицу — дабы"…вбить кости носа в мозг…", как это усиленно рекомендовали многочисленные детективы. К великому удивлению последователей Брюса Ли — зомби не спешили падать замертво, а мотнув качнувшейся от кого-нибудь маваши башкой, торопились вцепиться зубами в каратистскую пятку, и разве что набитые на ней мозоли да быстрота реакции могли тогда спасти бедолагу. И это при том, что живого человека д е й с т в и т е л ь н о можно было убить сильным ударом в голову, даже в ту же пресловутую переносицу.
И вот тут вставал главный вопрос:
3. А чего вообще умирают от повреждения мозга живые люди, и каким образом упокаиваются зомби?
Тут вся штука в том, что мозг жизни — и не-жизни, при всей своей внешней схожести, управляли телом совершенно по разным принципам, как по разным принципам летают птицы и насекомые, хоть крылья и у тех и у тех одинаково зовутся. У живого человека кора головного мозга представляла сложную сеть из миллиардов нервных клеток-нейронов, причем каждый из нейронов был вполне себе самостоятельной клеткой. Живой человек мог запросто позволить себе потерять дюжину-другую миллионов нейронов после ха-р-рошего застолья ("..прикинь: нажрались так — ни хрена не помню!.."), мог и больше — при инсульте или несмертельной черепно-мозговой травме. Мог в конце-концов, практически всей коры лишиться — при том же утоплении, к примеру, или отравлении угарным газом. При этом он все — таки жил — хоть часто и жизнью "растения". В то же время, достаточно было часто хорошенько врезать человеку по голове, дабы у него развился общий отек мозга, иногда в считанные минуты приводящий к остановке сердечной деятельности — достаточно было отеку распространиться на продолговатый мозг — тот самый отдел, который, собственно, за сердечную деятельность и отвечал. Равным образом "работала" и гематома — скопление крови в головном мозге, часто после того же удара: сдавление мозга — отек — смерть. И когда человек без кислорода в вакууме или петле задыхался, тот же отек мозга в смертельной партии главную скрипку играл, на двух нотах наяривая — отек-смерть. И пока "шестерка" не начала свое победное шествие по планете, на этом все и кончалось. С приходом же Песца, п о с л е т о г о, к а к — следовало продолжение.
Стремясь сохранить носителя любой ценой, "шестерка" рвала границы между отдельными нейронами, выстраивая новую, единую структуру. Больше всего набухшую, отечную кору можно было сравнить со своеобразным жидким кристаллом. В управлении мертвым телом было больше, пожалуй, от электрического, чем от биологического. При этом "новой" коре было плевать на отек — все и так давно отекло по самое не могу. Гематом у зомби не бывало, по причине отсутствия кровообращения, а и образовалась бы каким то образом гематома в мертвом мозгу, хоть бы и в результате эксперимента — вреда она не причинила бы нежити никакого. Но как не бывает идеального щита — всегда найдется меч или копье прочнее, так и "новая" кора обладала уязвимым местом. Подобно тому, как любой пробой в конденсаторе приводит к моментальной потере всей накопленной энергии, так и любой пробой в коре приводил к моментальной потере управлением мертвым телом — "жидкий мозгокристалл — конденсатор" разом "разряжался" и труп окончательно упокаивался. Это-то и объясняло, почему живые могли перенести и пулю в голове и удар топором в пьяной драке, а вот зомбак, бывало, упокаивался одной удачно пущенной дробиной или даже такой плевой штукой, как травмат. Даже незначительный, с точки зрения, живого, перелом, если он нарушал целостность коры, мог упокоить неприлично живое умертвие. Если бы "шестерке" эволюция позволила развиваться еще пару сотен миллионов лет, и эта проблема могла бы быть решена — хотя бы, разделением мозга на отдельные участки — вроде долек апельсина, этаким дублированием. Пока же проблему приходилось решать более простым способом- наращивать толщину черепной коробки для лучшей защиты уязвимого места. Примитивно, но достаточно эффективно. Точно так же зомби достаточно неплохо упокаивались при хорошем воздействии взрывной волны — зато если не упокаивались сразу — контуженных среди них не было. Ну, и старый добрый огонь — универсальное оружие человека против всего, работало и здесь, причем даже по двум направлениеям — скрюченные в огне мышцы хоть и были мертво-живыми, однако белок — даже мертвый- все же белок, денатурировал он по тем же законам, что и раньше, а значит скрюченный пожарными контрактурами зомбак был гораздо менее опасен, разве что какой любопытный сунулся бы посмотреть и неосторожно подошел бы поближе. Точно так же и мозги в черепной коробке закипали, как и раньше. Вот только стереотип — штука живучая. И, если раньше, для того чтобы ж и в о й получил смертельные ожоги, ну, либо начисто вышел из строя, как боец, достаточно было просто поджечь на нем одежду, то для зомби этого было все же маловато, а потому дурни делавшие из зомбака живой факел, и ожидавшие, что вот сейчас он, на манер танкиста из подбитой самоходки будет кататься по земле — ошибались. Часто — последний раз в жизни. Ну, в этом и классики виноваты. С чего Ромеро решил, что покойник, по-прежнему состоящий из воды на 80 %, будет так запросто гореть?