— Ты плохо кончишь, тварь, — тихо сказал Старый. — Ты даже не умрешь — ты сдохнешь.
— Ну, так мы все — сдохнем, — рассудительно сказал Саенко. — вы например — значительно раньше, чем я. И сильно вас утешит то, что вы будете умирать с неизмененным челюстно-лицевым аппаратом? Вот эти люди, — он широким жестом обвел пространство возле сарая, где лежали покойные Артемовы односельчане, — им от этого легче?
— Мы умрем людьми. А ты сдохнешь — тварью, — отозвался Крысолов.
— А, труп подал голос. Кстати, вы знаете, почему вы до сих пор живы? Это ненадолго, правда, но все равно — наслаждайтесь пока. Ты знаешь, Крысолов, ты — не первый, кто ломает мою жизнь. Первый раз ее не то что поломали, а разбили — Саенко показал руками, как разбили его жизнь, получилось — на мелкие кусочки. — когда развалили Союз, и нам пришлось уезжать из Туркмении. Я тогда совсем маленький был — а помню, как в товарном вагоне трясся, а на каждом перегоне — сцепщикам, даже сцепщикам! — надо было бутылку давать, а то ведь так вагон с горки спустят — ничего не уцелеет. А еще менты, пожарники — каждый свой кусок рвал. И не туркмены ведь, от которых мы уезжали — свои, к кому ехали, так делали. Потом — когда, из-за денег, которых у нас не стало — я не поступил туда, куда хотел. И мне пришлось идти в этот долбанный бизнес. Потом, когда, все, вроде даже начало налаживаться и там, мне даже стало это нравиться — случилась Херня. Но я и тогда не пропал. А потом пришел ты и опять все испортил. Причем — во всем, — он несколько истерично хохотнул. — ну, вот почему, почему девки всегда любят таких, как ты — пропахших потом и порохом, грязных, вонючих. Только потому, что ты можешь больше выбить очков на мишени? Швырнуть кого-то через плечо-бедро? Я вот Херню и того, кто ее устроил, ненавижу и поэтому еще: вы нас — богатых, сильных — сильных не этой вашей дурацкой физической силой, силой власти — опустили, хуже, чем на зоне, — голос его все повышался, в нем все сильнее слышались истеричные нотки. — Вот только запомните — ну, пока есть чем помнить: я умнее вас — и всегда буду над вами. Пусть ненадолго — сколько ты говорил — пару лет? — Тимур глянул на Жорика, тот часто-часто закивал головой. — мне хватит. Я был умнее вас, когда подменил пару бутылок водки в поезде на воду — и пусть те козлы еще скажут мне спасибо, что у меня тогда не было с собой метилового спирта — я бы точно их "угостил", я был умнее, когда покупал в институте доллары, на которые мои друзья-комсомольцы смотрели, как на империалистические деньги. Я всегда опережал на ход — и с долларами, и потом. Я ведь видел, к чему все идет — все копили эти сраные доллары — а я уже тогда, за два года до Херни начал переводить их в золото. Благодаря чему и выжил в тот самый первый год. И сейчас я умнее всех — я уже год, как потихоньку "причащаюсь" — потому, что предвидел, что однажды появишься ты. Ну, не ты — так кто-то другой. Или просто сырье на складах бы все выгребли — а я был бы уже готов. Так и вышло — я был готов, когда узнал, что вы с вояками к нам едете, как и знал, чем все закончится. Стоило немного только нужной "жвачки" подобрать — и вот он — новый я.
Ну, не зря же у меня завхоз рослый был, даже немного жалко его, дурака. А никого другого — не подобрать было. — с деланным сожалением вздохнул он. Тиреотоксикоз только у него выявили… — он ухмыльнулся, хрустнул челюстью и продолжил:
— А больше всего жаль — что я так поздно решился на это. Раньше начинать было. Сколько возможностей упущено, скольким можно было бы вырвать кишки не фигурально — а в реале! Я только когда этих недоделанных кончал понял, какую это свободу дает — никто не может, а ты- да! Даже с женщинами — все могло бы быть намного интереснее. Она, впрочем, это скоро узнает — он небрежно кивнул на Варьку и Артем краем глаза увидел, как заходили желваки у Крысолова на скулах.
— Интересно, почему это все нелюди так витиевато выражаются? — демонстративно обратился он к Старому — Вот и Хан, пока не шизанулся — прямо кружева плел.
— Возможно, это у них- этакая разновидность словесного поноса — глубокомысленно кивнул тот. — Или нет: копролалия, вот.
— Это чего? — удивился Крысолов.
— Говноговорение. Совершенно законный термин. Латынь, хрена ж…
— Это, наверное, оттого, что у нелюдей — мозги в кишечник превращаются и перистальтировать начинают, — "догадался" Крысолов.
Несмотря на совсем несмешное положение, Артем не удержался и прыснул.
— Я вас всех сейчас убью. Лично, голыми руками, одного за другим. Последнего я оставлю тебя, Крысолов. — Тимур уже шипел, пальцы его судорожно крючились, пощелкивая утолщенными когтями. — Крысолов вывел его таки из равновесия. Артему только казалось, что толку с этого — ноль.
— Я не знаю, что я с тобой сделаю, но можешь быть уверен — ты проживешь достаточно долго, чтобы увидеть, как я буду ее вот здесь — Саенко сделал резкий жест обеими руками. — Вот так, так и еще вот так…. и меня хватит надолго. А потом я что нибудь у нее съем. И только потом — я закончу с тобой. Думаете, почему вы до сих пор живы?. Я, я приказал им вас не убивать, потому что я хочу лично вырвать у каждого из вас сердце — я могу это теперь!
— Эй Тимур, мне по барабану, что ты с ними сделаешь. — из двора дома напротив вышел мужчина с таким же автоматом, какой был у Банана — с рамчатым прикладом и толстым стволом. Точно, "Вал". Артем понял вдруг, что в первый раз, считай и слышит, как такая пушка стреляет — в деревне и на спецоперации Банан ножами все работал, в поселке не стрелял, патроны берег, а когда на них группа морфов наскочила, а его самого морфиня уволокла — он и выстрелить не успел.